Неточные совпадения
«Играйте, веселитесь, растите, молодые силы, — думал он, и не было горечи в его думах, — жизнь у вас впереди, и вам легче будет жить: вам не придется, как нам, отыскивать свою
дорогу, бороться, падать и вставать среди
марка; мы хлопотали о том, как бы уцелеть — и сколько из нас не уцелело! — а вам надобно дело делать, работать, и благословение нашего брата, старика, будет с вами.
На столе стояли три бутылки — с белым и красным вином и с мадерой, — правда, уже начатые и заткнутые серебряными фигурными пробками, но
дорогие, хороших иностранных
марок.
Конечно, Марку-то Васильичу мысли всегда
дороже людей, но однако — откуда же у Максимки свои мысли явились бы?
Дорогой я спросил сумрачного
Марка Васильева, в чём дело, и он не весьма охотно разъяснил мне...
Хозяин был рысистый охотник, крепыш-сангвиник, один из тех, которые никогда не переводятся, ездят в собольих шубах, бросают
дорогие букеты актрисам, пьют вино самое
дорогое с самой новой
маркой, в самой
дорогой гостинице, дают призы своего имени и содержат самую
дорогую.
Наконец, я был Тигеллином и в заключение безгласным воином, который повелительным жестом указывает Мерции и
Марку дорогу на арену, на съедение львам.
И от нечего делать раскидывала Аркадия умом-разумом — сколько бы икры, сколько осетрины надо бы было прислать в обитель
Марку Данилычу… И про вязигу думала, и про белужью тёшку, и про все передумала
дорогой мать Аркадия.
Проведя в Фатьянке три недели, Марья Ивановна поехала в Рязанскую губернию, к двоюродным братьям Луповицким. Верстах в сорока от Миршени свернула она с прямой
дороги и заехала к
Марку Данилычу Смолокурову.
С кем по
дороге ни встретится, всякого извещает, что с
Марком Данилычем случилось недоброе: под горой, возле казначейства, лежит без памяти.
— Как же мне об нем не задуматься? — грустно ответил Абрам. — Теперь хоть по крестьянству его взять — пахать ли, боронить ли — первый мастак, сеять даже уж выучился. Опять же насчет лошадей… О прядильном деле и поминать нечего, кого хошь спроси, всяк тебе скажет, что супротив Харлама нет другого работника, нет, да никогда и не бывало. У
Марка Данилыча вся его нитка на отбор идет, и продает он ее, слышь,
дороже против всякой другой.
— Калякай,
Марка Данылыш, пожалыста, калякай, — перебил Субханкулов, хватая его за обе руки и загораживая
дорогу. — Слушай — карашá дела тащи с карман два тысяча.
Устроивши главные дела покойного
Марка Данилыча, Чапурин, несмотря на просьбы новой своей дочки, собрался в путь-дорогу в свои родные леса. Аграфена Петровна с ним же поехала. Страшно показалось Дуне предстоявшее одиночество, особенно печалила ее разлука с Груней. К ней теперь привязалась она еще больше, чем прежде, до размолвки.
Лес, на пристани заготовленный на два года, был продан
дороже, чем обошелся он
Марку Данилычу.
Поликарп Андреич вдвоем остался с отцом Прохором. Долго рассуждали они, как быть с Дуней. Наконец решили так: только что исправит она свои покупки, отправить ее к отцу с Акулиной Егоровной, а меж тем послать письмо к
Марку Данилычу и отписать, где теперь она находится и в какой день намерена в
дорогу выехать.
Стал поперек
дороги и, повертывая лотком перед
Марком Данилычем, кричит во всю мочь звонким голосом...
Дня через три по приезде в Сосновку Герасим Силыч, разобрав купленные книги и сделав им расценку, не дожидаясь записки
Марка Данилыча, поехал к нему с образами
Марка Евангелиста и преподобной Евдокии и с несколькими книгами и рукописями, отобранными во время
дороги Смолокуровым.
Нежно поглядывая на Дунюшку, рассказывал он
Марку Данилычу, что приехал уж с неделю и пробудет на ярманке до флагов, что он, после того как виделись на празднике у Манефы, дома в Казани еще не бывал, что поехал тогда по делам в Ярославль да в Москву, там вздумалось ему прокатиться по новой еще тогда железной
дороге, сел, поехал, попал в Петербург, да там и застрял на целый месяц.
Уныло глядел дом
Марка Данилыча, когда подъезжали к нему изусталые в
дороге Дуня и Аграфена Петровна.